Сергей Иосифович Гессен, русский философ-неокантианец — история и биография

Дмитриева Нина Анатольевна Русское неокантианство : «Марбург» в России. Историко-философские очерки М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. — 512 с.Серия «Humanitas»ISBN 978-5-8243-0835-8 Качество: сканированные страницы

В монографии исследуется процесс рецепции и трансформации кантовского критицизма в России в конце XIX — первой половине XX в.

, реконструируется феномен русского неокантианства, изучается влияние марбургского неокантианства на русскую культуру и вклад русского неокантианства в универсум критической философии.

Исследование основано на анализе документальных материалов, обнаруженных в архивах и библиотеках России и Европы, а также в ряде личных архивов.Книга представляет интерес для историков философской мысли, философов и читателей, интересующихся историей русской и европейской культуры.

Очерк первый. Истоки. Кант и неокантианцы. 

1. Германия и Россия: социокультурный контекст 232. Германия. Кантианская магистраль: от Канта к неокантианству (к предыстории проблем) 383. Неокантианство: философские школы 584. «Марбург»: схолархи 634.1. Герман Коген 634.2. Пауль Наторп 785. Кант и неокантианцы в России: начало рецепции 1065.1. Кант в России (1860-е — 1905 гг.) 1075.2. Неокантианцы в России (1890-е — 1905 гг.) 120

Очерк второй. «Русский Марбург» 143

1. Интеллектуальное паломничество: Германия 1471.1. От Бадена к Марбургу 1481.2. Русские в Марбурге 1592. Русская «университетская философия», «религиозная философия» и неокантианство во взаимовлияниях и контроверзах 2073. На русской почве: к вопросу о программной и функциональной идентичности неокантианских школ в России 263

Очерк третий. Русские неокантианцы. Начала русской неокантианской биобиблиографии 277

1. Отто Петрович Бук 2792. Борис Александрович Фохт 2883. Гавриил Осипович Гордон 314

Источник: https://Platona.net/load/knigi_po_filosofii/istorija_russkaja/dmitrieva_h_a_russkoe_neokantianstvo_marburg_v_rossii_istoriko_filosofskie_ocherki/15-1-0-3483

Очарованный, оКАНТованный

Насчет «неполноценности», незаконченности системы, которую выстраивал философ, наверное, можно поспорить: его иерархическая концепция о четырех планах бытия — биологическом, социальном, ценностном и, наконец, Божественном — вполне могла бы претендовать на то, чтобы считаться целостной, логически завершенной. Хотя, возможно, этой масштабной мировоззренческой картине недостает нескольких завершающих штрихов.

Неокантианец Баденской школы, Гессен много сил положил на осмысление и развитие тезисов о трансцендентальности человеческой культуры, проще говоря — о том, что ее благотворные истоки находятся вне пределов досягаемости нашего опыта, где-то «там», за чертой «реальности, данной нам в ощущениях».

При этом хорошо знакомое материалистам диалектическое единство противоположностей в его сочинениях дает о себе знать довольно часто.

В литературоведении, вслед за Владимиром Соловьевым, стремился подвести научно-философское основание под художественное творчество Достоевского.

Известно, что философия идет впереди любой партийной идеологии, тем более — реальной политики.

И вовсе не случайно такие слова, как «вольтерьянство», «гегельянство», «ницшеанство» и им подобные, нередко употребляются для обозначения форм политического радикализма.

Можно ли поставить в этот ряд кантианство? Вряд ли — оно не апеллирует к крайностям, но ставит во главу угла высокие нравственные принципы. Поэтому к философии Канта обращаются в основном такие же, как он, чуждые разрушительной стихии идеалисты.

Гессен, которого вирус марксизма в юности не миновал, переболел им на редкость быстро и уже в своем раннем творчестве принялся развивать неокантианские идеи.

Главное — «Логос»

Он появился на свет в августе 1887-го, в Усть-Сысольске (с 1930-го — Сыктывкар), где отец, в недавнем прошлом студент-народоволец, отбывал административную ссылку. Родной матерью будущего мыслителя была Анна Макарова, дочь местного мещанина. Однако помнил Сергей лишь свою приемную мать, Анну Штейн.

Члены семьи Гессенов некогда обрели известность как крупные хлеботорговцы Юга России, а кроме того (и даже в первую очередь), как активнейшие политические деятели, основатели партии конституционных демократов (1905), издатели журнала «Право» (1898) — по сути, печатного органа либеральной партии, а также — газеты «Речь» (1906). Отец Иосиф Владимирович и дядя Владимир Матвеевич являлись депутатами II Государственной Думы от Петербурга. Через историю этого семейства очень хорошо видны типичные для традиционной России черты преемственности.

За посещение нелегального собрания Сергея исключают в 1905-м из Первой гимназии Санкт-Петербурга.

Ее он все-таки оканчивает, причем в том же году, а затем вместе со сводным братом отправляется по воле родителя в Германию, в Гейдельберг, за «немецкой выучкой» и «надлежащим правильным образованием».

По возвращении в Россию в 1909 году Гессен получает известность как представитель западной культуры — наряду с Федором Степуном, Борисом Яковенко, Рихардом Кронером, Георгом Мелисом. Все они, соратники по Гейдельбергу и Фрайбургу, начинают параллельное издание двуязычного международного журнала по философии культуры «Логос». Профессор Риккерт именно Гессена называет «душой предприятия».

Логосовцы становятся собеседниками, а вместе с тем оппонентами Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Евгения Трубецкого, Владимира Эрна и других представителей неославянского направления.

По иронии судьбы журнал, которому Эрн дал характеристику «мade in Germany», прекращает свое существование в 1914 году — по причине ухода на фронт редакторов, русского офицера Степуна и добровольца Василия Сеземана.

В период социальных потрясений Сергей Иосифович сотрудничает с Георгием Плехановым и газетой «Единство», демонстрируя, по его словам, «оторванность от реальности теоретических выводов» и «абсолютно бессильную позицию».

Революция оборачивается катастрофой, и в сентябре 1917-го Гессен бежит с семьей (на Нине Минор женился в Гейдельберге, у них родились два сына, Евгений и Дмитрий) в Томск, где на историко-филологическом факультете университета преподает философию и педагогику.

Вот уже несколько лет интересуясь проблемами образования, Гессен начинает разрабатывать (отталкиваясь преимущественно от этики Канта) собственную концепцию «прикладной философии» — именно так он называет педагогику. Наконец, перебирается за границу, сначала — к отцу в Берлин, затем — в Прагу.

С 1923-го по 1925-й занимает кафедру педагогики в новообразованном Русском педагогическом институте им. Я. А. Коменского, публикуется в эмигрантских журналах, международных специализированных изданиях Slavische Rundschau («Славянское обозрение»), Die Erziehung («Воспитание») и других.

Выступает с докладами, является членом академических семинаров, самых разных кружков и обществ, зарабатывая тем самым на жизнь. В середине 1930-х получает приглашение занять кафедру философии воспитания в создаваемом Свободном Польском университете и в 1936 году окончательно переезжает в Польшу.

Там он находит «тихую пристань», которую вплоть до своей кончины (1950) станет всюду упоминать с благодарностью.

«У него все люди ангелы»

Его научная деятельность охватывает обширные и вполне самостоятельные, на первый взгляд, сферы: теорию познания, педагогику, философию права, исследования по социализму и либерализму, литературоведение.

Источник: https://portal-kultura.ru/svoy/articles/filosof-o-filosofe/219783-ocharovannyy-okantovannyy/

Сергей Гессен

Сергей Иосифович Гессен (1887-1950) – русский философ-неокантианец, педагог, правовед. С 1917 по 1921 заведовал кафедрой педагогики на историко-филологическом факультете Томского государственного университета. В 1921 вернулся в Петроград, в 1922 г. эмигрировал в Прагу. С 1935 преподавал в Варшаве, а после войны – в Лодзи.

Гессен соединяет принципы трансцендентализма с диалектическим методом, позволяющим связать независимые группы понятий.

Допуская плюрализм в систематике понятий, Гессен утверждает, что подлинная иерархия понятий необходимо должна быть синтезом монизма и плюрализма на основе предложенного им диалектического «метода полноты», в соответствии с которым синтез частного и общего есть конкретность понятий, а их взаимная разъединенность – абстрактность.

Свобода предполагается в силу независимости духовной основы личности от эмпирической сферы, поэтому начало свободы в человеке трансцендентально. Свобода обнаруживается не как эмпирический факт, а как цель, волевое намерение. В соответствии с этим можно выделить ценности, которые воплощают в себе цели или задания.

Они выступают в качестве культурных ценностей, выражаясь в практически реализуемых ценностях человеческой жизни. Свободные действия несут безусловную новизну и не могут быть просчитаны эмпирически. Этика и право дают механизмы реализации свободы, которые воплощают практическую интуицию воли – волезрение.

На основе данного понимания личности Гессен создаёт собственную философию образования. Свобода – это основа взаимоотношений учителя и ученика и предполагает не выбор между наличными путями, а созидание нового пути, не существовавшего ранее даже в виде возможного выхода.

Поэтому в образовании дисциплина реализуется через свободу, а свобода через закон долга. Задача обучения состоит в таком овладении методом, который открывает возможность его самостоятельного применения.

Преподавание не должно сводиться к трансляции фактологических знаний, сказанное всегда должно указывать на нечто большее, на другое еще не высказанное знание. Цель образования в приобщении личности к культурным ценностям, открывающим новые возможности ее самореализации.

В ряде работ Гессен также рассматривал проблемы нравственной философии, теории права, закономерности общественного развития.

Источник: http://yakov.works/spravki/1_history_bio/19_1890/1887_gessen.htm

Русское неокантианство: история и особенности развития

Данное явление вышло за пределы университетов и философских кружков, а в дальнейшем привело к философскому паломничеству русских пытливых умов в такие города как Гейдельберг, Берлин и Марбург, а в итоге повлияло на религиозную и общественную философскую мысль в России, затронуло даже тех мыслителей и ученых, которые по прошествии времени так и не остались верны неокантианским идеям.

Когда мы размышляем о русском неокантианстве как о направлении русской философской традиции, мы изначально хотим обозначить его ориентированность на немецкий образец, который стал родоначальником и воспитателем отечественного исследовательского процесса, представленный в двух основных школах — Марбургской и Баденской. Но при этом, нельзя не учитывать в изучении такой определяющий фактор, как существующие на тот момент культурно-исторические и философские условия создания и развития данного философского направления.

Прослеживая временные границы распространения интереса к Канту и его приверженцам, можно отметить тот факт, что учение самого Канта и его сторонников, пришло в Россию одновременно.

Поэтому какой бы то ни было полемики между кантианцами и неокантианцами просто не могло быть.

Непосредственно неокантианские идеи начали проникать в Россию с 1900-х годов через рецензии и критические исследования. С того времени число русских исследователей работающих вне религиозно-мистического направления, постоянно росло за счет молодых мыслителей, обучавшихся в известных философских центрах Германии.

Отправной точкой для множества отечественных новообращенных стала столица Германии, где они обучались у профессоров и докторов философии и таких приверженцев новокантианского направления как Ф.Паульсен, А.Риль и Г.Зиммель. Именно они и вдохновляли и наставляли наших соотечественников на более вдумчивое и углубленное изучение трудов Канта.

По возвращению на родину, для обеспечения «тесной связи между русской философствующей публикой и современной философией Запада», через преподавание основ философии как «независимой и научной философской дисциплины» русские неокантианцы начали осуществлять как преподавательскую, так и публицистическую деятельность.

[6] А так же переводы комментирующих и разъясняющих изложений к важнейшим философским трудам того времени.

Особой популярностью пользовался и Марбург, где университетской кафедрой философии заведовал ярчайший приверженец немецкого неокантианства Герман Коген. О своей учебе в Марбургском университете и об атмосфере философских увлечений русских студентов и слушателей образно написал в «Охранной грамоте»

Особенно сблизил молодых русских философов международный философский конгресс, проходивший в 1908 г. в Гейдельберге.

Дебютной и успешной заявкой совместной творческой деятельности было издание сборника культурно-философских очерков (VornMessias. Kultur-philosophischeEssays. Leipzig, 1910), объединившего таких молодых поклонников кантианской и неокантианской философии, как Р. Кронер, Г. Меллис, Н.

Бубнов, С. Гессен, Ф. Степун. Многие из них получили в Германии ученую степень доктора философии, публиковали там свои исследования, а Н. Н. Бубнов стал даже профессором философии Гейдельбергского университета.

Увлечение Кантом со стороны русской интеллигенции было повсеместным. Российская культура в начале XX века переживала период религиозного возрождения. Интеллектуальные элиты вновь обращались в поисках истины к христианству и православию. Например, один из самых известных религиозных философов и богословов С. Н.

Сергий, декан Свято-Сергиевского института в Париже, так описывал свой марксистко-кантианский период: «В связи с полемикой против Штаммлера, а также и помимо нее, я ставил себе более общую и широкую задачу, состоявшую в том, чтобы внеси в марксизм прививку кантиантского критицизма, подвести под него гносеологический фундамент, придав критическую формулировку основным его социологическим и экономическим учениям…я колебался между различными оттенками [неокантианства], в разные времена приближаясь то к Рилю, то к Шуппе, то к Наторпу и Виндельбану. Должен сознаться, что Кант всегда был для меня несомненнее Маркса, и я считал необходимым поверять Маркса Кантом, а не наоборот» [1].

Уже первые выступления неокантианцев в России приняли форму диалога по поводу исходных принципов и понятий общественных наук — вначале истории, потом — социологии и философии. В этих условиях знаменитый кантовский вопрос «как возможно теоретическое естествознание?» был неокантианцами переформулирован — «как возможна теоретическая социология?».

Вот слова Новгородцева, в которых сжато изложена эта задача: «Историки и социологи, вышедшие из школы Конта, слишком часто грешили в сторону поверхностного догматизма употребляемых понятий. Основные категории социологии, и прежде всего самый предмет социологического исследования, требуют тщательной философской критики и проверки…

В проблемном поле исследования явным образом доминирует этика.

Общую для многих русских мыслителей той эпохи проблему самостоятельности русской философской мысли и синтеза различных форм познания (наука, религия, философия и т. д.) неокантианцы решали именно в этическом ключе.

На основании выше сказанного можно прийти к выводу, что русское неокантианство ставило акцент в первую очередь на нравственном содержании мысли великого немецкого философа.

Исследование истории и философии русского неокантианства долгое время шло по пути сбора фактического материала и поэтому носило в основном описательный характер. Начало этому исследованию было положено западными славистами (М. Депперманн, С. Дорцвайлер, Р. Крамме, Б.

Пуль, А. Д. Сиклари, Л. С. Флейшман, X. Б. Хардер) и некоторыми отечественными философами и филологами (В. Ф. Асмус, Т. Б. Длугач, В. Я. Беленчиков, А. В. Лавров). Они впервые обратили внимание на неокантианские сюжеты в произведениях А. Белого и Б. Л.

Пастернака, обнаружили следы увлечения неокантианством в их теоретико-эстетических работах и положили начало историко-философского изучения неокантианства в русской культуре.

Именно ими были собраны и опубликованы философские рукописи Пастернака периода учебы в Московском и Марбургском университетах.

Отечественные последователи Канта понимали свое философское творчество как неотъемлемый и начальный этап, первую ступень в становлении русской философской традиции и выступали посредниками и проводниками между европейской и русской философской мыслью.

Говоря о массовом паломничестве русской молодежи в немецкие университетские города нельзя не упомянуть об организации журнала «Логос» — международного журнала по философии культуры. Именно с ним связана активная деятельность русских неокантианцев, которая пришлась на 1906–1922 года.

Издавался «Логос» немногим менее пяти лет — с 1910 по 1914 г. Первая мировая война сделала невозможными международные философские и издательские связи — русское издание журнала прекратилось.

Но а это время в нем регулярно издавались труды не только отечественных, но и зарубежных философов-неокантианцев, а позиции научной, критической философии заметно укрепились. Ярким показателем являются образовывающиеся в это время новые философские общества и объединения. Основывали их именно ученики неокантианских школ.

Отличительной характеристикой данного издания было не только то, что он стал последовательным проводником и рупором неокантианских философских идей, но и желание его колумнистов на неокантианской почве взрастить будущие плоды развития философской мысли в России. Редакция «Логоса» очень активно участвовала в напряженной борьбе философских умонастроений и заняла в ней устойчивую и очевидную позицию.

В серьезной оппозиции редакционная коллегия «Логоса» считала религиозно-философскую концепцию московского книгоиздательства «Путь», которая под своим крылом собрала таких мыслителей, как В. Ф. Эрн, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский и т. д.

Русские ученики Когена, Наторпа и Риккерта, считая себя гносеологами, методологами и критицистами, несколько свысока смотрели на тяготевших к православным основам московских «доморощенных» философов. Много лет спустя в своих мемуарах Ф. А.

Первостепенной и основополагающей задачей современной философии является развитие философских школ, — что тоже было определено в программных статьях «Логоса» — и разумеется, русские адепты неокантианства подчеркивали особое философское значение критицизма.

Русское неокантианство, пробудившееся на почве немецкого неокантианства (при тщательном исследовании находятся и отголоски французского неокантианства, вдохновленные творчеством Ш. Ренувье), в своих основных проявлениях всегда стремилось к национальной независимости и самостоятельности, к выявлению нравственно-онтологических основ жизни.

Челпанов, в своем «Введении в философию» подчеркнул мысль о том, что философия, занимаясь общими проблемами бытия, сосредоточивает в себе различные области знания в форме миропонимания, а «так как миропонимание делается основой жизнепонимания, то в этом смысле философия может сделаться руководительницей жизни» [9].

• Подводя итог, можно сказать, что перед неокантианством в России стояли три основных задачи:
• – противостояние религиозной философии (На тот момент православная церковь была максимально слита со властью, а православие было официальной религией)
• – зарождение русской философской традиции, соединившей в себе все многообразие мировой философии и уникальные особенности русской культуры
• – внедрение полученного результата в общемировую философию.

В целом, проведя изучение истории возникновения и развития русского неокантианства, можно заявить, что работа по просвещению представителей зарождающейся философской традиции в России была проделана объемная. Отдельной проблемой стал «национальный» вопрос.

Отечественные мыслители хотели представить философские поиски как истинно русскую традицию, но неокантианцы активно проповедовали мысль о невозможности национализма в науке, как и о невозможности проведения знака равенства между мировоззрением и философией.

Исследование отечественного неокантианства сопряжено со значительными трудностями: большая часть наследия русских философов-неокантианцев хранится в архивах и не опубликована.

К тому же систематизации знаний и исследований в этой области мешает языковой вопрос.

Работы ведущих отечественных неокантианцев записаны на разных языках — немецком, английском, французском, литовском, чешском, итальянском и т. д.

Следует упомянуть также и о том, что в основном работы русских неокантианцев представлены в виде статей, обзоров и рецензий, поэтому работа исследователя данного явления «это скорее не работа «реставратора» или даже реконструктора, а «строителя» той отечественной философской традиции, формирование которой стало главной задачей русского неокантианства» [3].

Источник: https://moluch.ru/archive/116/31923/