Еще не так давно, в конце 40-х гг. прошлого века, Г.Г.Шпет был фигурой не очень осознанной.
Воспринимался он всеми как правоверный гуссерлианец, слишком европеец даже среди русских западников, и его философская и историософская позиция не воспринималась как нечто своеобразное, имеющая самобытное значение. Более того, сама жизнь и смерть его были скрыты столь густой завесой, что дало основание Зеньковскому написать такую фразу: «После 1927 г.
Шпет, по-видимому, ничего не печатал, и самая судьба его остается неизвестной».
Но и в 1989 г. в предисловии к первому изданию сочинений (однотомнику избранных работ) Густава Шпета Е.В.
Пастернак писала: «К сожалению, в его родной стране уровень исследования творчества философа находится почти на нулевой отметке; так, двадцать лет пролежала без движения книга работ Шпета по эстетике, составленная в 1967 г. его дочерью Л.Г.Шпет, но, надо надеяться, в связи с рядом намечающихся переизданий интерес к идеям Шпета будет развиваться»[2].
Этот том был издан в серии «Из истории отечественной философской мысли». В него вошли три работы: «Очерк развития русской философии», «Эстетические фрагменты», «Введение в этническую философию». Выбор этот объясняется просто: у меня как издателя были только эти книги.
Впрочем, был и другой резон в таком выборе: шпетовская история русской философии признавалась даже таким ироничным по отношению к Шпету исследователем, как о. Василий Зеньковский. Он писал: «Книга Шпета, к сожалению, вышедшая лишь в ч. 1-й, является самым ценным и основательным исследованием по истории русской философии (курсив мой. В.К.). Ч.
1 обнимает период от начатков философии до начала 40-х гг. Автор превосходный этого периода, его работа вся основана на первоисточниках, дает почти всегда точное и ясное изложение. К сожалению, книгу очень портит докторальный тон автора, с высоты своей позиции (Шпет последователь Husserlя) делающего иронические нотации различным авторам.
Это лишает автора исторической вдумчивости, но при всей неуместности насмешливых, а иногда и презрительных замечаний автора книга Шпета является все же очень ценным трудом по истории русской философии»[3]. Об этой насмешливости Шпета необходимо что-то сказать, но чуть позже, в контексте его взгляда на Россию.
Зеньковский, разумеется, был не одинок в своих похвалах-порицаниях этому трактату Шпета. Задолго до него такое отношение уже было артикулировано в русских эмигрантских кругах. Так, Александр Койре в 19241925 гг. во Франции читал курс лекций по истории русской философии, который потом был им опубликован по-французски в 1929 г.
и недавно переведен у нас под названием «Философия и национальная проблема в России начала XIX века». Он писал там: «К сожалению, история философских идей в России никогда (или, по крайней мере, до самого последнего времени) толком не изучалась»[4]. В примечаниях к этой фразе (о «последнем времени») Койре замечал: «Мы имеем в виду превосходный труд Г.
Шпета «Очерк развития русской философии» (М., 1922). Шпету можно бросить упрек лишь в связи с его чрезмерно суровой оценкой русских философов, да и судит он их с точки зрения, которая никак не могла быть их собственной. Как бы то ни было, «Очерк…» Шпета представляет собой первый по-настоящему научный и полный труд о первых этапах философии в России»[5]. А.М.
Руткевич в послесловии не без основания при этом пишет о Койре, что «иной раз он просто пересказывает «Очерк развития русской философии» Г.Шпета»[6].
Публикуя этот том в нашей серии, мы ходили тогда в дом к Елене Владимировне Пастернак, и из семейного архива по рукописным копиям восстанавливали пропуски «Эстетических фрагментов», которые в прижизненную книгу не вошли, изъятые при первопубликации.
Хотя при этом было ощущение, что сохранились лишь отдельные прижизненные издания и переиздать это максимум того, что мы можем сделать. Но, как оказалось, эта публикация стала началом, далее пошли другие переиздания, в том числе и издания архивные. К счастью, архив не пропал.
Его начали печатать, в том числе и в нашем журнале «Вопросы философии», публикации Л.В.Федоровой, Н.К.Гаврюшина, Т.Г.Щедриной и т.д. И вроде бы сожженный ствол вдруг начал распрямляться, оживать, зеленеть. Вышли в свет интересные работы о Шпете В.П.Зинченко, В.Г.Кузнецова, А.А.Митюшина… Четыре года назад опубликована книга В.П.
Зинченко «Мысль и Слово Густава Шпета» (М., 2000). Издана замечательная книга Т. Г.Щедриной («Я пишу как эхо другого»…». Очерки интеллектуальной биографии Густава Шпета. М.: Прогресс-Традиция, 2004), рассматривающая творчество философа в контексте русской общественной мысли и русской культуры.
И стало понятно (впрочем, это было и раньше некоторым понятно, а потом это стало явно для всех), что это большая фигура, крупный мыслитель, что сам Шпет часть истории русской философии, о которой он написал свой блистательный «Очерк развития русской философии».
И конечно, об этом нельзя забывать, даже говоря о нем лишь как об историке русской мысли. Не случайно ему посвящены главы не только в труде Зеньковского, но и в «Истории русской философии» Б.В.Яковенко (хотя он не вошел в «Историю…» Н.О.Лосского), в современных историях И.И.Евлампиева, Б.В.Емельянова и др.
История философии как философия истории
И сразу надо сказать, что знаменитая книга Шпета 1922 г. «Очерк развития русской философии» практически первая история философии в послереволюционный период. И это отнюдь не академическое сочинение, несмотря на богатство, даже преизобилие фактического материала, собранного в книге.
Честно говоря, потом все мне известные «Истории русской философии» такого количества материала не давали. По сути, это анализ духовного и исторического развития России, где философия лишь показатель развития России, индекс взрослости национальной культуры как таковой. Т.е.
появление философии, сама возможность философии, это проверка того, превратилась ли культура из этнографического материала в самостоятельный субъект. Кстати сказать, такой методологический подход дал возможность Шпету осуществить, пожалуй, самую после Чаадаева энергийную и мощную самокритику культуры.
Дело в том, что, говоря об истории философии в России, Шпет, по сути дела, выстраивает свою философию русской истории и культуры.
Начнем с простых констатаций. Скажем, те из русских эмигрантов, кто писал о Серебряном веке, представляли русскую философию рубежа веков как русский Ренессанс.
Бердяев писал о «русском культурном Ренессансе начала ХХ века», когда очевидной стала «эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму»[7]. Для Шпета Ренессанса в России просто по определению быть не могло. В 1922 г.
в «Эстетических фрагментах» он писал, оценивая символизм как центральное течение Серебряного века: «Исторически символизм время всяческих реставраций и стилизаций. У нас, например, классицизма, романтизма, народничества. Но нам теперь, сейчас, не реставрации нужны, а Ренессанс»[8]. Т.е. для него Ренессанс в будущем, хотя большевиков он не очень жаловал.
Почему? Для начала посмотрим, что такое философия для Шпета? И первый ответ будет такой: Густав Шпет полагал, что философия есть показатель не просто взрослости, но европеизма культуры: «Чистый европеизм пробудился в тот момент, когда первый луч рефлексии озарил человеку его собственные переживания.
Европа это умственное напряжение, но не труд, а «досуг», восторг и праздник жизни; самое дорогое для нее творчество мысли; и никакая сила ни меч, ни моральная проповедь не могла уничтожить в европейце его страсти мыслить. Европа пережила сказок и мифов, мудрости и откровений не меньше, чем Восток, но она не только их переживала, она их также передумывала»[9].
Какова же, по Шпету, судьба философии в России? Вопреки восторгам наших мыслителей софийно-православного толка Шпет смотрел на историю отечественной философии достаточно жестко, поэтому среди прочего и мог стать, по словам Хоружего, «трезвым критиком софийных миражей»[10].
В России философия привозной продукт. И главная русская проблема поначалу проблема усвоения: «Впервые философия проникает к нам, хотя и в скромной, на Западе отжитой роли служанки богословия. Само возникновение наукообразного богословия уже должно считаться свежим веянием в душном тумане всеобщего невегласия»[11].
Путь был долог и шел сквозь десятилетия невежества и невегласия. Такая позиция вызывает сомнения у современных ученых. Сошлюсь на доклад Б.Ф.Егорова: «Жажда Шпета увидеть свободную национальную интеллигенцию и отчаяние от деспотических рогаток, мешающих ее становлению, приводило его к крайним выводам.
Ниже он будет также отчаянно и утрированно говорить о своей любимой научной области: “История русской философии как мысли, проникнутой духом утилитаризма, есть история до-научной философской мысли. История философии, которая не познала себя как философию свободную, неподчиненную, как философию чистую”»[12].
Дальше Егоров продолжает: «Шпет вообще заявляет нигилистически: “наш общественный и государственный порядок всегда был основан на невежестве. Создавалась традиция невежества. Наша история есть организация природного, стихийного русского невежества”»[13]. Мне кажется, что нигилизма у Шпета все-таки не было.
Был трезвый и жестокий взгляд на возможность чистой философии, философии как знания в России. Надо заметить, что современный мыслитель, как кажется, по взглядам не
Источник: https://www.studsell.com/view/36537/
Г. Г. Шпет
Проблемы имени и символа оказываются существенными для «положительной философии» Г. Г. Шпета.
Ученик Гуссерля, начинавший в предреволюционные годы как популяризатор его идей в России, он создает оригинальную феноменологическую герменевтику, в которой проблемы слова и символа решаются в русле гуссерлевского эйдетического метода, смысловая и символическая реальность оказывается «замкнута» на самой себе, не требуя свойственного для религиозной философии трансцендирования к Абсолюту. Оставив ценные работы по логике, герменевтике, истории философии, эстетике, ряд изящных критических эссе, Шпет в конце жизни был отстранен от философской работы и вынужден был заниматься переводами.В «александрийской» по духу культуре религиозно-философского ренессанса возникает целый спектр философских учений, которые не претендуют на создание философской школы, а являются продуктом личных мировоззренческих установок: меонизм H. M. Минского, мистический анархизм Г. И. Чулкова, философия пола В. В. Розанова и др.
Философская ситуация в России после 1917 г.Первое пятилетие после Октябрьской революции 1917 г. качественно изменяет философскую ситуацию в России, однако интенсивность философского процесса отнюдь не идет на спад. И. А. Ильин в 1918 г.
защищает докторскую диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», минуя магистерскую защиту (вскоре ученые степени были отменены декретом Совнаркома). После смерти Л. М. Лопатина он становится председателем Московского Психологического общества. Зимой 1918— 1819 гг. Бердяев создает в Москве Вольную академию духовной культуры (ВАДК), где читают курсы лекций А.
Белый, Вяч. Иванов, С. Л. Франк, Ф. А. Степун. В Московский университет, где создается в 1919 г. факультет общественных наук, приходит Н. А. Бердяев, который в 1920 г. становится профессором и читает лекции о мировоззрении Достоевского и по философии истории. В 1917 г. деканом историко-филологического факультета Саратовского ун-та становится С. Л. Франк. В 1921 г.
, вернувшись в Москву, он читает внештатные лекции в Московском ун-те. До 1923 г. продолжают преподавание в университете Г. Г. Шпет и Г. И. Челпанов. Шпет возглавляет Институт научной философии при ФОНе Московского ун-та, в котором ведутся занятия по логике и методологии наук, этике, психологии, истории философии.
Вокруг Шпета складывается группа учеников, усваивающая идеи феноменологии и герменевтики — А. С. Ахманов, ставший впоследствии профессором философии Московского ун-та, Н. И. Жинкин, А. Г. Цирес, успешно работавшие в СССР в области эстетики и искусствознания.
В Петрограде в 1918 г. профессором университета становится Л. П. Карсавин, известный историк-медиевист, который вступает в сферу философской деятельности в первое послереволюционное десятилетие. Он участвует в работе Петроградского философского общества и Вольной философской ассоциации (Вольфила).
Опыт пережитых социальных потрясений побуждает к рефлексии над темами культуры, ценностей, гуманизма. Доклад «Крушение гуманизма» читает в Петрограде А. Блок, тема принудительности объективированных культурных форм становится центральной в «переписке из двух углов» большевистской здравницы на Плющихе в Москве Вяч. Иванова и М. О. Гершензона.
Выходит ряд культурологических и религиозных работ М. О. Гершензона, продумывание проблематики которых происходило еще до революции.
Возникает ряд философских и философско-политических альманахов и сборников — в Москве «Из глубины» (1918), в котором «веховцы» дают первое осмысление произошедшей революции, философский ежегодник «Мысль и слово» (1917—1921) под ред. Г.
Шпета, в Петрограде — журнал «Мысль» (1922), орган Философского общества при Петроградском ун-те, альманахи «Феникс» (Москва) и «Стрелец» (Петроград). Однако многие вынуждены покидать столицы. Ставший в 1918 г. священником С. Н. Булгаков оказывается в Крыму, E. H. Трубецкой умирает от тифа в 1920 г. в Новороссийске. Вяч.
Иванов перебирается в Баку, где становится профессором местного университета. В. В. Розанов переезжает, спасаясь от голода из Петрограда к стенам Троице-Сергиевой лавры и умирает от голода и болезней в 1919 г. Фактически по той же причине в 1920 г. уходит из жизни Л. М. Лопатин. Далеко не всем удается адаптироваться к новым условиям жизни.
Именно в первое послеоктябрьское пятилетие выходит несколько трудов, в которых предпринимается попытка дать систематическое описание истории русской философии. А. Ф. Лосев пишет для швейцарского журнала «Russland» очерк «Русская философия» (1919). Выходит «Очерк истории русской философии» Э. Л. Радлова, первая часть «Очерка истории русской философии» Г. Г. Шпета (Пг., 1922), «Очерки русской философии» (Берлин, 1922) Б. В. Яковенко.
Летом 1922-го по указанию Ленина были составлены списки на высылку из России без права возвращения около 200 представителей интеллигенции, в т. ч. философов, писателей и ученых. Формальным поводом для высылки был выход сборника «Освальд Шпенглер и закат Европы» (М, 1922) со статьями Бердяева, Я. М. Букшпана, Степуна и Франка.
Путь большинства из них шел через Петроград, откуда на пароходах они были доставлены в Гамбург. Покинули Россию Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский, Л. П. Карсавин, после занятия большевиками Крыма там был арестован и подвергся высылке в Константинополь С. Н. Булгаков.
Вместе с философами, оставившими Россию по разным причинам до революции (Л. Л. Кобылинский (Эллис), Л. И. Шестов, Б. В. Яковенко), а также с теми, кому удается эмигрировать из занимаемых большевиками областей, главным образом из Украины и Крыма (Н. Н. Алексеев, Н. С. Арсеньев, Г. Д. Гурвич, С. И. Гессен, В. В. Зеньковский, В. Н. Ильин, Г. П. Федотов, Г.
В. Флоровский), они образовали русскую философскую среду в диаспоре.
Философия в СССР в 1920-1930-х гг.С 1923 г. в Советской России окончательно утверждается курс на подавление плюрализма философских школ и направлений, утверждение философии в виде «диалектического материализма» как служанки партийной идеологии.
Лидером в этом процессе оказывается журнал «Под знаменем марксизма» (1922—1944), издаваемый с 1926 г. по 1930 г. под ред. А. М. Деборина. В 1918 г. создается Социалистическая академия общественных наук, с 1924 г.
переименованная в Коммунистическую академию при ЦИК СССР (издавался Вестник Коммунистической академии, 1922 — 1935), в которой читались лекции по философии марксизма. В 1921 г. для подготовки преподавателей общественных наук был открыт Институт красной профессуры, в 1922 г.
выходят в свет первые учебные пособия по диалектическому и историческому материализму Н. Я. Бухарина, С. Я. Вольфсона, В. Н. Сарабьянова. Однако изучение философских дисциплин не предполагало профессиональной подготовки специалистов по философии вплоть до конца 20-х гг., когда специальность «философия» была открыта в Московском университете. После смерти В. И.
Ленина в 1924 г. начинает формироваться образ вождя-философа, чему содействует выход в 1924 г. книги А. М. Деборина «Ленин как философ», публикация в 1929— 1930 гг. конспектов Ленина по немецкой философии, специально не предназначавшихся для печати («Философские тетради»; фрагмент «К вопросу о диалектике» вышел в 1925 г.). В 1931 г.
в Москве создается Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), где читаются лекции по истории философии и ряду философских дисциплин. Изучение философии было подчинено ленинской схеме о «трех источниках и трех составных частях марксизма», куда включалась немецкая классическая философия, причем упор делался на материалистическую, фейербахианскую линию.
Ставший идеологией, русский марксизм 20-х гг. по своему теоретическому уровню стоит безмерно ниже, чем философские искания идейно «левых» философов начала века. Практика оказывается критерием истины, и создатель«всеобщей организационной науки» А. А. Богданов погибает во время опыта по переливанию крови в созданном им Институте по переливанию крови.
В 20-е годы создается новый канон философской дискуссии, имеющий политическим подтекстом поиск врагов. Пример такой дискуссии представляют споры о взаимоотношении философии и естествознания, инспирированные книгой И. И. Степанова (Скворцова) «Исторический материализм и современное естествознание». Спорящие стороны называли «механистами» и «диалектиками».
«Механисты» полагали, что законы диалектики не могут заменить собой выводы частных наук, что философские законы являются лишь обобщающим выводом частнонаучных исследований. Диалектики настаивали на несводимости высших форм движения к низшим, на значении философской методологии как синтетической формы познания.
Несмотря на сближение позиций спорящих сторон, обе они были оттеснены официальной «партийной» линией в философии, которую выражали М. Б. Митин, П. Ф. Юдин, Ф. В. Константинов, получившие от Сталина мандат на подавление философских исканий. После выхода в 1938 г.
«Краткого курса по истории ВКП(б)» преподавание философии в высших учебных заведениях сводится фактически к изучению второго параграфа 4-й главы «О диалектическом и историческом материализме».
Несмотря на идеологический диктат марксизма и отъезд из России большей части профессионально подготовленных философов, философский импульс, полученный в начале века, не был сведен к нулю. В 1923- 1929 в Гос. академии художественных наук работают Г. Г. Шпет (в 1927 г. Шпет становится вице-президентом ГАХН, а в 1928 г. не избирается на кафедру), Г. И. Челпанов, А. Ф. Лосев, В. П. Зубов, А.
Г. Габричевский, во ВХУТЕМАСе в 1921 г. профессором по кафедре «Анализа пространственности в художественных произведениях» избирается Павел Флоренский. Вскоре ему предстоит переориентироваться на работу в качестве ученого-материаловеда и электротехника. К наиболее значительным достижениям отечественной философии этого периода относятся восемь книг А. Ф.
Лосева по истории философии, эстетике и теории музыки. После выхода в свет в 1930 г. последней — «Диалектики мифа», Лосев арестовывается по обвинению в причастности к имяславческому мятежу на Кавказе и два года проводит на строительстве Беломорско-Балтийского канала. Видную роль в формирование современной философской картины мира вносит учение о биосфере и ноосфере В. И. Вернадского.
Важный вклад в разработку основ интуиционистской логики внесли В. И. Гливенко и А. Н. Колмогоров. И. И. Жегалкин впервые осуществил арифметизацию классической символической логики. Значительным оказывается философский потенциал работ Л. С.
Выготского,анализирующего высшие психические функции человека, роль слова и языка в их формировании (большая часть его работ опубликована лишь начиная со 2-й половины 50-х гг.).
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском:
Источник: https://studopedia.ru/1_20702_g-g-shpet.html
А.Ф. Лосев – «Русская философия» (стр. 1 из 3)
Алексей Федорович Лосев родился 23 сентября 1893 г. на юге России в г. Новочеркасске. Отец его был одаренным музыкантом, со склонностью к беспорядочной жизни, что и привело его к уходу и из гимназии, и из семьи, где он оставил жену и сына-младенца. Это была женщина строгих правил, беззаветно любившая сына и сделавшая все для того, чтобы он, окончив гимназию, уехал в Москву, в университет.
Алексей Федорович постоянно с огромной любовью вспоминал свою гимназию. Здесь читали Эсхила, Софокла, Данте, Гёте, внушили страсть Лосеву к древним языкам, греческому, латыни.
Ко времени окончания гимназии Алексей Федорович был готовый философ и филолог. Затем он поступает в Московский Императорский университет, посещает Религиозно-философское общество памяти Вл.
Соловьёва, где знакомится с философами “серебряного века” русской культуры.
В 1916 г. вышли из печати одна за другой три его работы. Первая из них — “Эрос у Платона” — связана с античностью, а две другие посвящены философии музыки ( “ О музыкальном ощущении любви и природы” и “ Два мироощущения”). Жизненно важная для всего его творчества проблематика находит выражение в задуманной С. Н. Булгаковым, Вяч. Ивановым и А. Ф. Лосевым в 191118г.
серии книг по русской религиозной философии. Этот замысел не был осуществлен. Возможно, что обобщающая статья А. Ф. Лосева “Русская философия” была одним из результатов намечавшегося издания. Эта статья, написанная в1918 г., вышла в 1919г. в Цюрихе на немецком языке в книге “Russland”, посвященной жизни духа, искусству, философии и литературе России.
Уже позже вышли его труды “Философия имени”, “Диалектика мифа”, “Античный космос и современная наука” и много других. Все его книги были теснейшим образом связаны с современностью. Он писал не просто об античном космосе, но и о достижениях современной науки, самых последних, наиболее интересных.
Многочисленные труды Лосева, разнообразные по тематике, но внутренне связанные и обоснованные, следует воспринимать в глубоком единстве.
Особый интерес вызывает его статья “Русская философия”. Здесь многообразие и многосторонность русской самобытной философии не поддаются классификации и точным формулировкам. Автор всё время подчеркивает, что в русской философии “теория” также постоянно связана с практикой, с внутренним подвигом.
Он с сожалением говорит о том, что увлеченные системами западные ученые вряд ли серьезно отдались бы её изучению, т. к. даже сами русские немного и неохотно занимаются своими философами. Они больше переживают свою философию, потому-то они так мало знают своих философов, потому-то и лишена философская мысль теоретического исследования и даже описания.
В своей статье “Русская философия” Лосев льет свет на самобытную русскую философию и приводит примеры характерного для неё способа рассуждения. Он указывает на то направление, в котором до сих пор она двигалась, проделавши путь от идиллического романтизма славянофилов до апокалипсической мистики современности. А. Ф.
Лосев считает, что систематизация русской философской мысли — задача отдаленного будущего.
ОБЩИЕ ФОРМАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
В первой главе своей статьи А. Ф. Лосев размышляет о том, как осуществляется познание, только ли в русле мышления. И сразу же поясняет, что русская философия являет собой до-логическую, до-систематическую, сверхлогическую, сверхсистематическую картину философских течений и направлений.
Несмотря на многочисленный ряд мыслителей, еще никто в России не оставил после себя цельной, замкнутой философской системы, охватывающей своими логическими построениями всю проблему жизни и её смысла. И он говорит, что русская философия является насквозь интуитивным, мистическим творчеством, у которого нет времени и охоты заниматься логическим оттачиванием мыслей.
Впервые философские интересы пробуждаются в России в 18 в., когда русский ум был затронут идеями французского Просвещения и просвещенного абсолютизма. На смену им пришел немецкий идеализм.
Но ни славянофилам, ни западникам, ни пришедшему на смену материализму и западничеству идеалистическому направлению, ни даже наиболее плодовитому философу Соловьёву не удалось построить философской системы, т. е. оформить свои мысли в определенную систему. Автор считает причиной этого — внутреннее строение русского мышления и приводит изложение Н.
Бердяевым теории познания А. Хомякова:“…наша философия должна развиться из нашей жизни, создаться из текущих вопросов, из господствующих интересов нашего народного и частного быта. ”
Несколько с другой точки зрения сущность русской философии характеризуется Волжским: “Русская художественная литература — вот истинная русская философия, самобытная, блестящая философия в красках слова, сияющая радугой мыслей, облеченная в плоть и кровь живых образов художественного творчества. ”
В конце первой главы автор кратко формулирует общие формальные особенности русской философии.
Русской философии чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям, а только посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности.
Русская философия неразрывно связана с действительной жизнью, поэтому она часто является в виде публицистики, которая берет начало в общем духе времени, со всеми его положительными и отрицательными сторонами, со всеми его радостями и страданиями, со всем его порядком и хаосом.
Художественная литература — кладезь самобытной русской философии. В прозаических сочинениях Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева, Фета, Толстого, Достоевского, Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме.
ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ СУЩНОСТЬ САМОБЫТНОЙ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
Во второй главе мы знакомимся с содержанием русской философии. Опираясь на книгу В. Эрна “Г. С. Сковорода” (1912), автор выделяет три характерные тенденции в истории новой европейской философии: рационализм, меонизм, имперсонализм.
Ко времени возникновения новой философии разум, ratio, выдвинулся в качестве основного принципа всего миропонимания. Безвозвратно прошли времена поэтов-философов Платона и Данте.
Вместо живой гармонии цельного логоса и музыкального народного мифа в новой философии сформировалось понимание поэзии как чистого вымысла и развлекательности.
Рационалистические доказательства бытия Божия казались достаточными. Это был рационализм.
Вторая тенденция является необходимым следствием первой. Если разум лежит в основании всего, то ясно, что все, не укладывающееся в границы и схемы этого разума, отбрасывается. Весь мир становится бездушным и механическим, он превращается в субъективную деятельность души. Все роковые последствия рационализма можно выразить одним словом — “меонизм”:вера в ничто.
Богатство индивидуальной, живой личности непостижимо для рационализма. Он мыслит категориями разума, вещественными категориями. Именно эта “вещественность” занимает господствующее положение во всех учениях новой философии. Этот имперсонализм — одна из основных тенденций новой философии.
Затем А. Ф. Лосев пытается сопоставить новую западноевропейскую философию с русской. Основание первой — ratio. Русская философская мысль, развившаяся на основе греко-православных представлений, кладет в основание всего Логос. Ratio есть человеческое свойство и особенность; Логос метафизичен и божествен.
Русский философ так характеризует этот Логос: “ Это не субъективно-человеческий принцип, а объективно-божественный. En arche en ho Logos. (В начале было Слово. ) В нем сотворено все существующее, и поэтому нет ничего, что не было бы внутренне, тайно себе, проникнуто Им.
Логос есть принцип, имманентный вещам, и всякая вещь таит в себе скрытое, сокровенное Слово. Для логизма характерна онтологическая концепция истины. Познание истины мыслимо только как осознание своего бытия в Истине. Теория познания рационализма статична. Тот, кто стоит, всегда ограничен какими-нибудь горизонтами.
Теория познания “логизма” динамична. Отсюда беспредельность познания. ”
Русская философия провозглашает восточно-христианский логизм, полнокровный и беспокойный мистико-онтологический реализм. Постигая в себе и предчувствуя негибнущее зерно, извечную мысль Божества, личность в атмосфере логизма занимает центральное место.
В логизме Бог — Личность, Вселенная — Личность, человек -Личность. Т.
е русская самобытная философия представляет собой непрекращающуюся борьбу между ratio и конкретным, богочеловеческим Логосом и является беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижением иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом.
ФИЛОСОФИЯ Г. С. СКОВОРОДЫ, СЛАВЯНОФИЛОВ, ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА
В последующих главах А. Ф. Лосев дает краткую характеристику учений русских философов. Начинает он с русского философа 18в. Григория Сковороды (1722-1794). Он называет его истинным Сократом на русской почве.
Основная идея философии Сковороды — антропологизм. Познание возможно только через человека. Человек — это микрокосм. Познай самого себя — основание всей философии. Человек в себе должен найти последний критерий, основание познания и жизни. Больше их искать негде.
Вторая основная идея системы Сковороды — мистический символизм. Это очень важная черта и одна из оригинальных особенностей его философии. Рассудок создает только схемы. Живую связь бытия и его скрытую сущность нельзя постичь с их помощью. Только в образах можно достичь истинного познания. Сковорода осуждает старый грешный земной глаз, которому чужды символы, который не видит истины.
Источник: https://mirznanii.com/a/301591/af-losev-russkaya-filosofiya
Загрузка...
